Мой милленниум
 

В конце декабря 1999 года довелось мне оказаться в Каире. Было известно, что в Новогоднюю ночь в пустыне, у подножия пирамид, состоится концерт Жан Мишель Жарра и прочих, к которому там загодя начали подготовку. Устнавливали осветительные приборы, монтировали сцену, строили пятизвездочные палатки (sic!) дляособо важных гостей. Однако цены на билеты показались мне несколько завышенными, поэтому я собирался провести эту ночь в другом месте. Вот эти осветители, видны на картинке возле пирамиды, а там, вдали, виденются палатки.
Впрочем, на этот раз судьба мне улыбнулась: оказалось, что кроме мест в палатках будет еще и множество стоячих мест, по ценам не то чтобы умеренным, а просто таки смешным. Билеты на них распространялись в основном среди местной молодежи, а от туристов придерживались до самого последнего момента. Так вот, нежданно-негаданно, я оказался 31 декбря в автобусе, отвозящем зрителей из центра Каира к месту представления. Попутчики мне попались совершенно замечательные и время в пути пролетело незаметно.
На подъезде к долине Гиза, где расположены пирамиды, автобусов стало очень много. Они заполонили всю проезжую часть и двигались цепочкой, очень медленно. Наконец нас высадили: освещенная площадка посреди черной пустыни, на ней разворачиваются автоусы, выплескивают очередную волну странников и уходят обратно в ночь. Мы побрели вслед за толпой и вскоре оказались в удивительном месте.
Площадка высадки скрылась за барханом, вокруг полнейшая темнота, с трудом можно различить где черное небо переходит в черный песок. Дорога отмечена фонарями, уложенными прямо на земле--две цепочки желто-оранжевых галогенов. Между ними движется толпа самого разного люда, в основном, конечно, молодежь, примерно поровну местных и приезжих. Оживление, вызванное высадкой, постепенно спадает и толпа невольно затихает перед  величием происходящего: кажущийся бесконечным людской поток, медленно движущийся по ночной пустыне меж двух цепочек огней; лица освещены снизу и это создает совешено фантасмагорические тени; цель движения не видна, поток сворачивает куда-то вниз за очередной бархан, но с той стороны горизонта поднимается  оранжево-желтое сияние, наводящее на мысли об огромном костре.
Долго ли мы шли... минут десять. Но эти минуты показались мне самыми замечательными за всю ночь. Вскоре глаза привыкли к темноте и оказалось, что мы не так уж и одиноки. По всему периметру на горизнте сутно угадывались какие-то холмики. Позже, когда мы подошли ближе к краю бархана и стало немного светлее от зарева, уже можно было рассмотреть, что эти холмики--фигурки полицейских, охраняющих территорию долины с автоматами калашникова. Потом появились и конные, тожнее верблюжевые, охранники, которые даже не против были сфотографироваться.
Закночился поход у контрольного пункта. Обилие прожекторов, звенящие ворота металлоискателей, кабины для личного досмора -- все это моментально развеяло мистическое настроение, охватившее нас в пути, толпа загомонила и растеклась на многочисленные ручейки.
Далее простиралось царство желтого дьявла: палатки со всевозможными закусками, пластмассовые кабинки туалетов и на удивление мало сувениров. По сути продавались только футболки, кепки, календари и пуловеры. Причем в лучшем случае двух-трех цветов. Были еще очень интересные трубочки из прозрачного пластика, наполненные светящимся веществом разного цвета: сначала красного, затем желтого, зеленого и, наконец, синего. Эти трубочки можно было свернуть в кольцо и носить на шее в качестве колье или на голове в качестве венка. Движение толпы в темноте с надетыми на головы разноцветными кольцами воспринималось довольно впечатляюще, как оживщая неоновая вывеска, которая распалась на множество кусочков и зажила своей жизнью.
И вот, наконец, открылся вид на концертную площадку. Она была построена у основания средней пирамиды; далее, вниз по склону, в ложбине и снова вверх по склону находилось место, отведенное для стоячих зрителей, оно было застелено досками, и после него, на вершине следующего бархана, располагались пятизвездочные палатки. Не берусь оценить расстояние между сценой и площадками, скажу только что оно было очень большим. Фотографии сделаны с места, расположенного примерно посредине ними, и уже оттуда сцена выглядела достаточно мелкой, фигуры людей на ней еще можно было разобрать, но вот движения рук и ног -- уже нет. Что видели те, кто находился в палатках, можно лишь догадываться.
К моменту нашего прибытия две главных пирамиды, Хеопса и Хефрена, были погружены во мрак, только пирамида Микерина и три маленькие пирамидки, находящиеся в конце долины, были подсвечены зеленым. Прожектора освещали площадку для стояния, однако многие предпочли просто сесть на нее, особенно там, где начинался подъем к палаткам. К одиннадцати часам основная публика собралась, долина заполнилась почти полностью, и действо началось. Жан Мишель Жар появился в белом арабском балахоне, чем вызвал дикий восторг местной молодежи, и сообщил, что мы собрались отметить седьмое тысячелетие в истории Египта. Далее это событие скромно именовалось миллениумом. Похоже, что это была идея правительства, полностью контролировавшего данное мероприятие, которая позволила Египту и денег заработать и не возбудить исламских экстремистов внутри страны. По сути, для мусульман этот год был отнюдь не круглым и двухтысячелетие Христа для них значит не так уж много. К тому же празднование миллениума пришлось на священный месяц поста Рамадан. Хорошо еще, что отмечается Новый год ночью, потому что днем в течение Рамадана мусульманам запрещено есть, пить, курить, да и с развлечениями туго. Как бы там ни было, официально считалось, что празднуется седьмое тысячелетие Египта, и даже на сувенирах цифры 2000 нигде не просматривались. Впрочем, никакие другие цифры тоже не просматривались, наверное чтобы окончательно не отпугнуть покупателя.
Сам концерт больше всего напоминал грандиозную дискотеку с цветомузыкой. Звук

был очень хороший, несмотря на большое расстояние и открытость пространства. А цвет... описывать его бесполезно. Это нужно было видеть. Прожектора, рисующие на небе, фейерверки самых разных видов, лазеры, рисующие на гранях пирамид, и прочие световые эффекты -- все это явно требовало видео-камеры. Фотоаппарат не в силах передать весь букет чувств, создаваемых таким концертом.
Не менее интересно было наблюдать и публику. Ожидалось, что соберется не менее шестидесяти тысяч зрителей, и прогозы подтвердились. Большую половину составляли приезжие. Очень много было хиппи-панковской молодежи, со всего мира. Относительно много французов, по причинам вполне понятным. Немало было и обычных туристов, не выделяющихся длиной и цветом волос, прической или экстравагантной одежой. Еще до начала концерта над толпой распространился довольно сильный запах марьивановны, да и в горячительных напитках, естественно, принесенных с собой, недостатка не наблюдалось. Казалось бы что конфликты неизбежны. И действительно, несколько раз разгоралась брань, однако дальше Fuck you! -- Don't fuck with me! дело не заходило. Меньшую половину составляли местные молодые люди, мусульмане. Они с молчаливым неодобрением косились на выпивающих, но ничего не говорили.
Музыка, между тем, шла по нарастающей и к полуночи получилось так, что все оказались на ногах. Наступление двухтысячного года было отмечено ревом многотысячной толпы, хлопками шампанского, фейерверком и прочим. Далее возбуждение начало понемногу спадать и во втором часу я понял, что ничего принципиально нового уже не будет и решил присоединиться к тоненькой струйке покидающих представление.
Удивительно, но на обратном пути все было довольно ярко освещено и никаких особых эмоций эта прогулка по пустыне не вызвала. Ожидая автобуса вместе с десятком других туристов, я вдруг услышал  из-за спины женский голос, обращающийся ко мне: "Комэ сова?" Пока поворачивался, откуда-то из подсознания всплыла и вырвалась на волю фраза: "Сова бья, мерси." И мгновение испуга: что это она спросила и, самое главное, что это я ответил? "Она" оказалась симпатичной девушкой лет двадцати пяти, азиатской наружности, с большущими глазами. С ней была подружка. Я перешел на английский--оказалось, что они ищут автобус до Opera House. Мне было нужно туда же и вскоре мы уже ехали по направлению к городу. Продолжалось это недолго. Минут через пятнадцать водитель остановился и знаками попросил всех выйти. Поскольку никто из присутствующих по арабски не говорил, а водитель понимать английский, французский и еще какой-то отказывался, то пришлось нам выходить безо всяких объяснений. Пройдя несколько кварталов, мы, наконец, поймали такси и, счастливые, сели в него не называя адреса и не спрашивая о цене. Оказалось, что гостиница, в которой живут девушки, расположена раньше моей и они вышли превыми. Полчаса спустя, около трех часов утра первого января двухтысячного года, я вернулся в свой Фараонский отель, чтобы через шесть часов уехать из него в аэропорт. Имен своих случайных попутчиц я так и не узнал.